28 марта 2024, четверг, 14:22
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

01 февраля 2023, 17:18

«Вместе с тем черт знает почему во что-то веришь». Письмо уехавшим

Полит.ру и телеграм-канал Государственного архива Российской Федерации «Документальное прошлое» продолжают совместный проект «Документ недели». Сегодня — о судьбе «системного либерала» в белом врангелевском Крыму

ГА РФ.  Ф.Р-5827. Оп. 2 Д. 221. Л.2-5 об. (нажмите на изображение, чтобы приблизить)



Это письмо было написано князем Владимиром Оболенским — известным земским деятелем и членом партии конституционных демократов (кадетов) — своей партийной соратнице, члену ЦК партии кадетов Ариадне Тырковой (она известна также как Тыркова-Вильямс, автор известной биографии «Жизнь Пушкина», написанной ею в эмиграции) из Крыма в Лондон в сентябре 1920 года. Это были последние месяцы существования антибольшевистской России, когда удержавшиеся в Крыму остатки белых сил, которые возглавил Пётр Врангель, еще вели относительно успешные бои с красными примерно на тех территориях, которые сейчас время от времени появляются в сводках новостей о Специальной военной операции. Тем не менее главная катастрофа и крах белого дела уже случились вместе с разгромом Вооруженных сил Юга России под командованием Антона Деникина еще в начале 1920 года. Большевики контролировали заметную долю европейской территории бывшей Российской империи. Часть русского общества — в том числе его политические деятели — уже отправилась в эмиграцию и начала постепенно обустраиваться в разных городах Европы — в Париже, Белграде, Праге. Белый Крым, откуда писал князь Оболенский, оставался странным осколком территории вне красной власти и центром неясных надежд на то, что, возможно, какую-то независимую от большевиков Россию все-таки удастся сохранить. Поэтому тем, кто уехал, было крайне интересно узнать, что же происходит в Крыму, от тех, кто остался.

ГА РФ.  Ф.Р-5827. Оп. 2 Д. 221. Л.2-5 об. (нажмите на изображение, чтобы приблизить)

Оболенский отвергает прежде полученные упреки в том, что он «мало информирует дружескую эмиграцию о местных делах», и упоминает несколько писем, посланных председателю кадетской партии Милюкову, а также видному партийному деятелю Николаю Асторову. Астров в это время находился в Праге, Милюков — видимо, в Париже, Ариадна Тыркова жила в Лондоне — таким образом, Оболенский держал связь с самыми разными городами, где уже образовывались эмигрантские сообщества. К сожалению, ничего радостного, несмотря на то, что Врангель в сентябре еще держался достаточно крепко и продолжал наносить удары по красным, сообщить эмигрантам Оболенский не мог. Возможно, это было связано и с тем, что кадеты, когда-то занимавшие достаточно заметное положение во властных структурах Деникина, при Врангеле были отодвинуты от власти (поскольку мнение оставшихся в Крыму военных отчасти связывало их с постигшей Деникина катастрофой). Оболенский, как и до революции, оставался деятелем земства и пытался поддерживать местное самоуправление (на свободном от большевиков клочке земли было место и для таких занятий), и потому смотрел на происходящее на полуострове и вокруг как удаленный от «центров принятия решений» либерал, который даже при вполне лояльном отношении к Врангелю не может скрыть тревогу и скепсис. Как пишет Оболенский, «мы находимся в целом цикле заколдованных кругов, из которых как-то не находим выхода». Он рассказывает о почти ничем не обеспеченных финансах, невозможности вывезти в Крым с занятых врагелевцами территорий хлеб, который мог бы частично обеспечить деньги, из-за полного растройства транспорта. При этом успешное занятием Врангелем территории за пределами Крыма лишь повышало военные и гражданские расходы, которые было нечем покрывать. Он перечисляет и некоторые другие поводы для пессимизма и обрисовывает ситуацию, из которой фактически не видит выхода. Тем не менее князь говорит о том, что «Врангелю верят, потому что он побеждает». В сентябре ситуация для Белого Крыма виделась относительно устойчивой, но, как следует из слов Оболенского, первые же неудачи могли обрушить держащуюся на честном слове конструкцию. Оболенский считает, что Врангель понимает ненадежность ситуации и принимает много правильных мер, учитывающих новые постреволюционные настроения и реалии, однако и он сам, и учрежденная им власть «бесконечными связями сцеплены с старым строем, что мешает им идти тем средним путем, которого требуют обстоятельства». Как представитель партии, критически настроенной к старому режиму и сыгравшей важную роль в Февральской революции 1917 года, Оболенский с унынием пишет о том, что «реакционный дух повсюду». Впрочем, стоит понимать, что такие настроения не были уникальной особенностью Оболенского, их могли разделять и другие представители русского общества, остававшегося тогда в Крыму. Далеко не все были склонны думать, что возвращение к порядкам «как при царе» было бы лучшим итогом трех лет революции. Как пишет Оболенский, «правое правительство восстанавляет на местах старый режим через ту же старую, окончательно развращенную революцией, эмиграцией, спекуляцией и т. д. администрацию, что делает жизнь обывателя нестерпимой, т. е. точнее говоря терпимой только для того, кто знает, что в Совдепии несравненно и несоразмерно хуже». Но такая основа для поддержки властей, видимо, не кажется ему надежной.

Как деятель местного самоуправления кадет Оболенский хочет найти какое-то средство улучшить ситуацию в укреплении местных выборных структур, старается убедить власти в полезности мер децентрализации и рассказывает, что предлагал эту идею, когда Деникин еще контролировал юг России: «Еще в Ростове возил я на эту тему доклад в Национальный центр и читал его в послеобеденный час дремлющему ростовскому комитету, получив от него сквозь сон полное одобрение». Врангелевские власти и лично Врангель на словах тоже соглашались с доводами Оболенского, но сам он в исполнимость своих замыслов не верил, поскольку в расширении центрального аппарата (как бы странно ни звучали термины «местные власти» и «центральный аппарат» применительно к полуострову Крым и относительно небольшой прилегающей территории, контролируемой тогда Врангелем) были заинтересованы более влиятельные силы. Он указывал на одну из причин этой заинтересованности: «Все добрые знакомые, которые возвращаются из Константинополя, Варны и других бывших убежищ, которых надо устроить». Как можно видеть, даже временные успехи Врангеля в Крыму (после того как с разгромом Деникина белое дело многим казалось полностью проигранным) повлекли за собой возвращение в Крым разных деятелей, связанных знакомством с представителями военных властей. Возвращались они, впрочем, не для борьбы на фронте, а чтобы получить должности в тылу.

Сам Оболенский говорит, что лично с Врангелем, несмотря на собственный критический настрой по отношению к сформировавшейся в Крыму власти, у него установились странные отношения. Он пишет о Врангеле, что тот «заставляет его играть роль земского собора при самодержце, являть ему "голос земли"». По-видимому, погруженность Оболенского в местные вопросы превращала его в независимый источник информации о низовых настроениях, что интересовало командующего. Считались с этой информацией мало. «Но, — как пишет Оболенский, — я все-таки имею часто случай "истину царям с улыбкой говорить", черпая в этом невинном занятии утешение». Можно сказать, что князь в белом Крыму играл роль системного либерала. Само ожидание от будущего, как его описывает Оболенский тоже оказывается психологически понятным: «Да, положение отвратительное и выхода из него не видно, а вместе с тем черт знает почему во что-то веришь, веришь, что как-то иррационально всё должно кончится благополучно и большевики будут побеждены, веришь в счастливую судьбу Врангеля».

Впрочем, заканчивает свое письмо Оболенский неутешительными соображениями: «В заключение должен сказать, что делаю последние потуги оставаться на посту "общественного деятеля", ибо, попросту говоря, жрать нечего». Описывая свои обстоятельства, он говорит: «Сегодня передо мною серьезный вопрос. У младшего сына сносились башмаки и он ходит босиком на деревяшках. Время к зиме и нужно покупать ботинки за 200 000 рублей, а жалованья я получаю в месяц (да и то за август еще не получил) по 120 000 рублей. Какая уж тут общественная деятельность». В последних строках он обращается к Ариадне Тырковой: «Не находите ли вы, что мое сообщение о ботинках красноречивее всего остального письма?»

В ноябре 1920 Оболенскому удалось эвакуироваться из Крыма, он жил во Франции, писал в разные газеты, готовил мемуары, помогал жене содержать небольшой пансион и принимал участие в делах сына, державшего маленькое кафе и магазин. В общем, жил обычной жизнью русского эмигранта.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.