29 марта 2024, пятница, 03:45
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

15 сентября 2021, 14:00

Законы эпидемий

Издательство «Синдбад» представляет книгу математика и эпидемиолога Адама Кучарски «Законы эпидемий. Как развиваются и почему прекращаются эпидемии болезней, финансовые кризисы, вспышки насилия и модные тренды» (перевод Юрия Гольдберга).

Почему финансовые пузыри растут столь стремительно? Почему так эффективны компании по дезинформации? Почему так трудно остановить вспышки насилия? Чем объяснить заразность одиночества? Что делает контент вирусным? Оказывается, распространение практически всего — от заразных болезней до модных трендов и инновационных идей — подчиняется одним и тем же законам. Именно о них просто, доходчиво, аргументированно и чрезвычайно увлекательно рассказывает Адам Кучарски, которого газета «Гардиан» назвала «голосом разума» посреди коронавирусного безумия».

Предлагаем прочитать фрагмент одной из глав книги.

 

У вспышек болезней и насилия много общего — например, временной интервал между воздействием и симптомами. У насилия, как и у инфекции, есть инкубационный период: симптомы проявляются не сразу. Иногда насилие довольно быстро приводит к новому случаю насилия — например, одна преступная группировка может почти мгновенно отомстить другой.

В других случаях последствия проявляются через продолжительное время. В середине 1990-х годов эпидемиолог Шарлота Уоттс сотрудничала со Всемирной организацией здравоохранения при проведении масштабного исследования домашнего насилия в отношении женщин. Будучи по образованию математиком, Уоттс занялась исследованием болезней и сосредоточилась на ВИЧ. Анализируя распространение ВИЧ, она заметила, что насилие в отношении женщин влияет на передачу инфекции, поскольку делает секс небезопасным. Но это пролило свет на более серьезную проблему: никто не знал, насколько распространено такое насилие. «Все соглашались с тем, что нам необходимы данные по всему населению», — отмечала Уоттс.

Исследование под эгидой ВОЗ было начато благодаря тому, что Уоттс и ее коллеги применили методы, используемые в здравоохранении, к проблеме домашнего насилия. «Во многих предыдущих исследованиях домашнее насилие рассматривалось как проблема полиции или же авторы фокусировались на психологических факторах насилия, — объясняет Уоттс. — Работники здравоохранения спрашивают: "Какова общая картина? Что говорят данные о разных факторах риска — индивидуальных, общественных, связанных с личными отношениями?"»

Высказывались предположения, что домашнее насилие связано исключительно с обстоятельствами или культурой, но так бывает не всегда. «Действительно, существуют общие закономерности, которые проявляются регулярно, — говорит Уоттс. — Например, когда человек подвергается насилию в детстве».

В большинстве регионов, где проводилось исследование ВОЗ, как минимум одна из четырех женщин в прошлом подвергалась физическому насилию со стороны партнера. Уоттс отметила, что для насилия характерна особенность, которую в медицине называют дозозависимым эффектом. В случае с некоторыми болезнями риск появления симптомов зависит от дозы патогена, воздействующего на человека: малая доза с меньшей вероятностью вызовет тяжелые осложнения. Факты указывают на наличие похожего эффекта в отношениях между людьми.

Если в прошлом мужчина или женщина уже прибегали к насилию, это повышает вероятность домашнего насилия в будущих отношениях. Если опыт насилия есть у обоих партнеров, риск возрастает еще больше. Это не значит, что люди, прибегавшие к насилию в прошлом, обязательно будут применять его в будущем; как и в случае со многими инфекциями, столкновение с насилием не всегда ведет к появлению симптомов. Но и здесь многое зависит от целого ряда факторов — воспитания, образа жизни, социальных связей, — которые могут повышать риск вспышки.

Другая важная особенность вспышек болезней заключается в том, что случаи заболевания обычно кластеризуются в определенных местах, причем заражение происходит за короткий период времени. Вспомним вспышку холеры на Брод-стрит, когда почти все заболевшие были жителями домов, расположенных вокруг водоразборной колонки. Аналогичные закономерности наблюдаются и в случае с актами насилия. Кластеры членовредительства и самоубийств веками существовали в школах, тюрьмах и военных гарнизонах. Однако кластеризация самоубийств не обязательно свидетельствует о заражении. Как мы уже убедились на примере социального заражения, люди часто ведут себя одинаково по другим причинам — например, из-за некоей особенности общей для них среды. Один из способов исключить эту вероятность — проанализировать последствия смертей знаменитостей: рядовой гражданин с большей вероятностью узнает о самоубийстве известного человека, чем наоборот. В 1974 году Дэвид Филлипс опубликовал эпохальную статью, в которой анализировалось то, как СМИ освещают самоубийства. Он выяснил, что, когда какая-нибудь британская или американская газета помещает на первой полосе заметку о самоубийстве, количество самоубийств в данном регионе сразу же возрастает. Дальнейшие исследования выявили похожие связи с сообщениями в СМИ; это свидетельствовало о том, что самоубийства заразны. В ответ на это ВОЗ опубликовала рекомендации по ответственному информированию о самоубийствах. Журналистам рекомендовалось указывать в заметках, куда людям следует обращаться за помощью, а также избегать сенсационных заголовков, подробных описаний способа самоубийства и намеков на то, что уход из жизни был решением проблемы.

К сожалению, СМИ часто игнорируют эти указания. Исследователи из Колумбийского университета выявили 10-процентный рост числа самоубийств в течение месяца после смерти актера Робина Уильямса. Они указали на возможный эффект заражения, поскольку многие СМИ, сообщавшие о смерти Уильямса, не придерживались рекомендаций ВОЗ. Наибольшее число самоубийств отмечалось среди мужчин среднего возраста: они использовали тот же способ, что и Уильямс. Подобный эффект наблюдается и при массовых расстрелах; по оценке авторов одного из исследований, на каждые десять случаев массовых расстрелов в США приходится два дополнительных случая, вызванных социальным заражением.

Немедленный всплеск самоубийств и массовых расстрелов после соответствующих репортажей указывает на то, что интервал между одним заразным событием и следующим — эпидемиологи называют его временем генерации — относительно невелик. В некоторых кластерах самоубийств отмечалось множество смертей, случившихся всего за несколько недель: так, в 1989 году во время вспышки самоубийств среди старшеклассников в Пенсильвании за 18 дней было зарегистрировано девять попыток суицида. Если эти события стали результатом заражения, то в ряде случаев время генерации не превышало нескольких дней.

Кластеризация характерна и для других видов насилия. В 2015 году в США четверть всех убийств с применением огнестрельного оружия приходилась на районы с общим числом жителей не более 2 % от населения страны. Когда Гэри Слаткин и его коллеги решили подойти к проблеме насилия так, как если бы это была вспышка болезни, они выбрали именно эти районы. Свою первую программу они назвали CeaseFire («Прекращение огня»); позднее на ее основе была создана крупная организация Cure Violence. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, какой подход лучше использовать. «Мы пять лет разрабатывали стратегию, прежде чем начать действовать», — рассказывает Слаткин. Метод Cure Violence сводится к трем составляющим. Во-первых, к работе привлекаются миротворцы, которые выявляют потенциальные конфликты и пытаются предотвратить распространение насилия. Например, если кто-то попадает в больницу с огнестрельным ранением, миротворец отговаривает его друзей от ответного нападения. Во-вторых, определяются группы риска, и социальные работники стараются изменить их настрой и поведение. Они помогают людям найти работу или вылечиться от наркотической зависимости. И в-третьих, ведется работа над изменением социальных норм всего сообщества в отношении огнестрельного оружия. Идея заключается в том, чтобы люди услышали голоса тех, кто выступает против культуры насилия.

Миротворцы и социальные работники набираются непосредственно из сообществ, пораженных насилием; среди них есть и бывшие преступники. «Мы нанимаем тех, кто пользуется доверием в сообществе, — объясняет Чарли Рэнсфорд, директор по науке и политике Cure Violence. — Чтобы изменить поведение людей и отговорить их от тех или иных поступков, полезно знать о них больше; хорошо, если и они будут чувствовать, что вы их понимаете, и даже знать вас или кого-то из тех, кто вас знает». Эта идея также используется для предотвращения вспышек инфекционных болезней: например, к участию в программах борьбы с ВИЧ часто привлекают бывших работников секс-индустрии, чтобы те помогли изменить поведение людей из группы риска.

Первый проект Cure Violence стартовал в 2000 году в чикагском районе Вест-Гарфилд-парк. Почему был выбран именно этот район? «В то время это был участок с самым высоким уровнем насилия в стране, — объясняет Слаткин. — Как и многие эпидемиологи, я всегда стремился попасть в центр вспышки, поскольку это лучшая возможность проверить себя на прочность и сделать что-то действительно важное». Через год после начала программы число случаев стрельбы в районе сократилось примерно на две трети. Изменения произошли так быстро, поскольку миротворцы прерывали цепочки распространения насилия. Что же позволяло их прерывать?

Воскресным вечером в мае 2017 года в одном из переулков чикагского района Брайтон-парк появились два участника местной банды. Они были вооружены автоматами. Бандиты открыли огонь и ранили десять человек, двое из которых умерли. Это была месть за убийство, совершенное утром того же дня.

Стрельба в Чикаго зачастую носит именно такой характер. Социолог из Йельского университета Эндрю Папахристос несколько лет изучал закономерности вооруженного насилия в городе. Будучи уроженцем Чикаго, он обратил внимание, что перестрелки часто связаны с социальными контактами. Жертвы нередко знают друг друга — например, в прошлом их могли вместе арестовывать. Разумеется, сам факт знакомства и общие обстоятельства — например, участие в перестрелке — еще не означают, что произошло заражение. Вполне возможно, что главную роль сыграла общая среда или склонность общаться с подобными себе (то есть гомофилия).

Для более глубокого анализа Папахристос и его коллеги запросили в полицейском управлении Чикаго информацию обо всех арестованных в период с 2006 по 2014 год. Всего в базе данных было 462 тысячи человек. Опираясь на эту информацию, исследователи составили сеть нарушителей, которых арестовывали в одно время. Многие заключались под стражу в одиночку, но обнаружилась и большая группа людей, связанных между собой серией преступлений. В эту группу входило 138 тысяч человек — примерно треть всей базы данных.

Для начала Папахристос решил проверить, могут ли наблюдаемые закономерности насилия объясняться такими факторами, как гомофилия и влияние среды. Выяснилось, что это маловероятно: многие случаи стрельбы были связаны таким образом, что эту связь невозможно было объяснить гомофилией или общей средой. Это указывало на возможное заражение. Выявив случаи стрельбы, которые с наибольшей вероятностью были следствием заражения, ученые тщательно реконструировали цепочки распространения насилия от одного инцидента к другому. По их оценкам, на каждую сотню застреленных людей приходилось в среднем 63 последующих нападения, вызванных заражением. Иными словами, для насилия в Чикаго репродуктивное число составляло 0,63.

Если репродуктивное число меньше единицы, вспышка может возникнуть, но едва ли продлится долго. Группа ученых из Йельского университета выявила в Чикаго более 4000 вспышек вооруженного насилия, но по большей части они были незначительными. Подавляющее большинство случаев представляло собой отдельные эпизоды стрельбы, без дальнейшего заражения. Однако некоторые вспышки были гораздо масштабнее; например, одна из них включала в себя почти 500 связанных между собой случаев. При такой вариативности в масштабах вспышек можно предположить, что заражение происходит в основном за счет суперраспространения. Проанализировав данные о вспышках в Чикаго более подробно, я пришел к выводу, что передача вооруженного насилия характеризовалась высокой концентрацией. По всей видимости, менее 10 % случаев со стрельбой привели к 80 % последующих нападений.

 

Модель пятидесяти вспышек перестрелок, построенная с учетом динамики распространения насилия в Чикаго. Точками обозначены случаи стрельбы, а серые стрелки указывают на последующие нападения. Несмотря на наличие случаев суперраспространения, большинство вспышек представляют собой одиночные случаи стрельбы без дальнейшей передачи насилия

Как и при передаче инфекций, на которую тоже может влиять суперраспространение, большинство случаев стрельбы не вели к дальнейшему заражению. Анализ цепочек передачи насилия в Чикаго также позволил оценить скорость передачи. В среднем время генерации между двумя связанными случаями стрельбы составляло 125 дней.

Хотя всеобщее внимание привлекали такие трагические события, как месть в Брайтон-парке в мае 2017 года, случаев медленно тлеющих, невыявленных междоусобиц явно было гораздо больше. Сеть инцидентов со стрельбой указывает на то, что проект Cure Violence может быть эффективным. Начнем с того, что мы умеем анализировать сети: если мы хотим предотвратить вспышку, полезно выявить возможные пути передачи насилия. Слаткин сравнил прерывание цепочки насилия с методами, которые использовались для борьбы с оспой. В 1970-х годах, когда оспа была почти побеждена, эпидемиологи проводили кольцевую вакцинацию, чтобы изолировать последние очаги заболевания. Как только выявлялся новый случай, органы здравоохранения выясняли, кто мог контактировать с зараженным (например, из родственников или соседей), а затем отслеживали и их контакты. После этого проводилась вакцинация внутри этого кольца, что не позволяло вирусу оспы распространиться дальше.

У оспы было три особенности, которые помогли ее искоренить. Во-первых, для передачи вируса оспы от человека к человеку обычно требовалось довольно продолжительное личное общение. Благодаря этому можно было выявить людей, которые подвергались наибольшему риску. Во-вторых, время генерации для оспы составляло около двух недель; при выявлении нового случая оставалось достаточно времени для вакцинации, прежде чем могло произойти дальнейшее заражение. В-третьих, у заболевших появлялась характерная сыпь, по которой их можно было легко выявить. Вооруженное насилие обладает похожими характеристиками: оно часто распространяется по уже существующей сети социальных связей, перестрелки становятся заметными событиями, а интервалы между ними достаточно велики, чтобы успели вмешаться миротворцы. Если бы перестрелки оставались незамеченными, носили случайный характер или промежутки между ними были бы намного меньше, уровень насилия не удалось бы снизить столь же эффективно.

(А вот COVID-19 трудно взять под контроль, поскольку он не обладает некоторыми из этих особенностей: зараженные этим вирусом люди могут распространять инфекцию без появления у них явных симптомов, а время генерации при этом относительно невелико — около пяти дней).

Согласно независимой оценке проекта Cure Violence, выполненной Национальным институтом правосудия США, в тех районах, которые участвовали в проекте, количество случаев вооруженного насилия существенно снижалось. Как правило, бывает трудно оценить эффективность программ по сокращению преступности, поскольку уровень насилия может снижаться и по другим причинам. Однако в других подобных районах Чикаго, не охваченных программой, насилие не сократилось в той же степени, а это значит, что за сокращением числа перестрелок действительно стоит проект Cure Violence. В 2007 году организация запустила аналогичную программу в Балтиморе.

Впоследствии ученые из Университета Джонса Хопкинса оценили результаты первых двух лет работы и подсчитали, что программа позволила предотвратить примерно 35 перестрелок и пять убийств. Другие исследования также указывали на снижение уровня насилия после применения методов Cure Violence.

Тем не менее подход Cure Violence не избежал критики. Наибольший скепсис выражают те, кто ратует за прежние методы; так, полиция Чикаго жаловалась на нежелание миротворцев с нею сотрудничать. В ряде случаев миротворцев самих обвиняли в преступлениях. Вероятно, такие трудности неизбежны, поскольку проект опирается на миротворцев, которые принадлежат к сообществу с высоким уровнем риска, а не служат в полиции. Кроме того, изменения в обществе требуют времени. Предотвращение актов возмездия позволяет довольно быстро снизить уровень насилия, но на решение социальных проблем, которые лежат в его основе, уйдет не один год. То же справедливо и для инфекционных болезней: мы можем остановить вспышку, но нам необходимо задуматься и о недостатках системы здравоохранения, из-за которых она возникла.

После первых успехов в Чикаго проекты Cure Violence были запущены и в других американских городах, в том числе в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, а также в таких странах, как Ирак и Гондурас. Методы, используемые в здравоохранении, также вдохновили руководство шотландской полиции на создание в Глазго особого подразделения по борьбе с насилием. В 2005 году этот город был назван европейской столицей убийств. В неделю там совершались десятки нападений с применением холодного оружия, включая многочисленные инциденты с «улыбкой Глазго», когда жертвам разрезали щеки. Более того, насилие было распространено гораздо шире, чем предполагала полиция. Когда Кэрин Маккласки, глава аналитического отдела полиции района Стратклайд, ознакомилась с медицинской документацией из больниц, ей стало ясно, что о большинстве инцидентов правоохранительным органам даже не сообщали.

Выводы Маккласки — и соответствующие рекомендации — привели к созданию особого подразделения по борьбе с насилием, которое она возглавляла на протяжении десяти лет. Подразделение применяло методы Cure Violence и других американских проектов, таких как бостонская операция «Прекращение огня», а также реализовало ряд идей из области здравоохранения, чтобы остановить распространение насилия. В частности, использовалась стратегия прерывания насилия: полицейские запрашивали у отделений скорой помощи информацию о жертвах насилия, чтобы предотвратить возможные ответные нападения.

Кроме того, сотрудники подразделения помогали членам банд встать на путь исправления, получить образование и найти работу. Вместе с тем принимались жесткие меры против тех, кто не хотел отказываться от насилия. Среди долговременных мер была поддержка детей из группы риска, направленная на то, чтобы насилие не передавалось от поколения к поколению. Работы впереди еще много, но первые результаты вселяют оптимизм: с того момента, как подразделение приступило к работе, уровень насильственных преступлений существенно снизился.

С 2018 года над подобной инициативой работают в Лондоне. Цель — остановить эпидемию насилия с применением холодного оружия, захлестнувшую город. Чтобы добиться такого же успеха, как в Глазго, необходима координация действий между полицией, общественностью, учителями, органами здравоохранения, социальными работниками и СМИ. Потребуется также долгосрочное финансирование, поскольку проблема эта сложна и имеет глубокие корни. «Необходимо инвестировать в профилактику, осознавая, что быстрой отдачи можно не увидеть», — объяснила Маккласки в интервью газете Independent вскоре после запуска лондонского проекта.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.