29 марта 2024, пятница, 18:04
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Лев Толстой очень любил детей… Псевдо-Хармс

Издательство «Бомбора» представляет книгу «Лев Толстой очень любил детей… Псевдо-Хармс» (составитель С. А. Багдасарова).

Анекдоты о русских писателях, приписывавшиеся Хармсу, — один из самых популярных юмористических текстов советского самиздата. Он гулял в огромном количестве копий и в устных пересказах. Почерпнутые оттуда фразы «Лев Толстой очень любил детей», «Тут всё и кончилось», «...и уехал в Баден-Баден», «...и в глаза посмотрел со значением», как пароль, помогали малознакомым людям мгновенно найти общий язык, а стилистика анекдотов о знаменитостях вызвала бесчисленное количество подражаний.

Титульный лист и авторские иллюстрации сборника в ходе многочисленных копирований были утрачены, потерялось и первоначальное название «Веселые ребята», и довольно скоро автором анекдотов стали называть Даниила Хармса, который действительно написал семь «анекдотов из жизни Пушкина» и короткую пьесу «Пушкин и Гоголь». Так сборник превратился в ненамеренную литературную мистификацию. Только в конце 1980-х впервые были названы имена настоящих авторов — Владимира Пятницкого и Натальи Доброхотовой-Майковой. Но до сих пор можно наткнуться на страницы в Интернете, где автором этих анекдотов назван Хармс.

Эта книга стала первым полным и выверенным изданием этих анекдотов. Также она рассказывает, кто был их настоящим создателем, кому еще они приписывались, в какой среде создавались. С этими анекдотами оказались связанными очень многие: на страницах мелькают фигуры Андрея Битова, Иосифа Бродского, Анри Волохонского, Венедикта Ерофеева, Анатолия Зверева, Юлия Кима, Эдуарда Лимонова, Юрия Мамлеева, Оскара Рабина, Александра Солженицына, а также Михаила Веллера, Асса & Бегемотова и т. п. В книге удалось развернуть огромную панораму позднесоветского и российского интеллектуального бытия.

В книгу вошли факсимиле рукописи анекдотов, проиллюстрированная авторскими рисунками, которые делают их еще более смешными (публикуется впервые), подробные комментарии, раскрывающие секреты шуток и аллюзий, литературоведческие и искусствоведческие статьи, показывающие, какое значение эти анекдоты приобрели для нашей культуры, а также воспоминания их поклонников — от Андрея Кнышева и Ксении Богомоловой до Александра Иличевского и Антона Долина. Книга будет интересна не только тем, кто знает и помнит эти небольшие забавные истории про Пушкина и Гоголя, но и тем, кто никогда о них не слышал. Потому что, на самом деле, с отголосками этих анекдотов «псевдо-Хармса» в той или иной степени сталкивался каждый — например, в заголовках, устной речи, других анекдотах. Несмотря на свой крохотный совокупный размер, они заняли какое-то несопоставимо огромное место в истории русской устной культуры — что и смогло отразить данное издание, фиксирующее их почетное место как важного литературного памятника второй половины ХХ века.

Предлагаем прочитать фрагмент вошедшей в книгу статьи литературоведа Владимира Березина «Место в истории русской литературы».

 

Популярности этих текстов способствовали три их свойства.

Во-первых, это всё та же связность, традиционная для мира литературных анекдотов Пушкина и Хармса. Это не одиночные персонажи, а члены одной компании. К интонации абсурда прибавилось то, что пантеон русских писателей завершен и совершенен. Перед читателем ХХ века всегда был набор писателей, которых, начиная со средней школы, ему полагалось любить. А тут перед ним они представали героями одной истории, и куда более живыми, чем в школьных учебниках.

Во-вторых, все они превращаются в персонажей комедии масок. Каждый писатель обладает отчетливым монопризнаком, неотчуждаемой маской: Толстой очень любит детей, Лермонтов влюблен в жену Пушкина, Гоголь переодевается Пушкиным, Тургенев труслив и постоянно уезжает в Баден-Баден, с именем Достоевского постоянно употребляется оборот «царствие ему небесное».

Главные фигуранты литературного процесса XIX века похожи на персонажей сказочного леса, которых придумал Алан Милн, — медвежонок рассудителен, поросенок труслив, кролик мелочен, сова занудна и назойлива, а тигр силен и бестолков.

Так и в «Веселых ребятах»: гуманизм Толстого доведен до патологической любви к детям, почитание Лермонтовым Пушкина превращается в безумную страсть гусара к жене поэта, осторожность и успешность Тургенева обращается в трусость, а его европейская жизнь — в постоянное бегство в Баден-Баден.

Они то и дело падали со стульев, подпрыгивали, пугались, в общем, вели себя как персонажи кукольного театра во главе с главным Петрушкой — Пушкиным. Совпадение ли, что параллельно с текстом соавторы создали и маски четырех главных героев из папье-маше?

И, наконец, в-третьих, «Веселых ребят» написали талантливые и начитанные люди, которые жили не в стремительно уменьшающемся воздушном пузыре конца 1930-х, как Хармс, а во время, которое было Ахматовой прозвано «вегетарианским». Они существовали в художественно-литературной среде и могли позволить себе прямые и непрямые отсылки к разным текстам.

Вот в сентябре 1914 года Ходасевич пишет во «Фрагментах о Лермонтове»: «Он родился некрасивым и этим мучился. С детских лет жил среди семейных раздоров и ими томился. Женщины его мучили»[1]. Теперь сравним это с анекдотом из «Веселых ребят», посвященным изданию «Героя нашего времени» (№ 35).

Или вот иная история: «Однажды Фёдор Михайлович Достоевский, царствие ему небесное, сидел у окна и курил. Докурил и выбросил окурок из окна. Под окном у него была керосиновая лавка. И окурок угодил как раз в бидон с керосином. Пламя, конечно, столбом. В одну ночь пол-Петербурга сгорело. Ну, посадили его, конечно. Отсидел, вышел, идет в первый же день по Петербургу, навстречу — Петрашевский. Ничего ему не сказал, только пожал руку и в глаза посмотрел со значением».

Для мало-мальски образованного читателя было понятно, какой эпизод тут обыгрывается, хотя он и лежал вне пределов школьной программы.

Это петербургские пожары, случившиеся в 1862 году. Пожары начались 15 мая, 28 мая сгорел Апраксин двор, обыватели были в панике, ощущения были, прямо сказать, апокалиптические, а по городу ходили слухи, что это дело революционеров. О Достоевском в те дни есть воспоминания Чернышевского: «Через несколько дней после пожара, истребившего Толкучий рынок, слуга подал мне карточку с именем Ф. М. Достоевского и сказал, что этот посетитель желает видеть меня. Я тотчас вышел в зал; там стоял человек среднего роста или поменьше среднего, лицо которого было несколько знакомо мне по портретам. Подошедши к нему, я попросил его сесть на диван и сел подле со словами, что мне очень приятно видеть автора "Бедных людей". Он, после нескольких секунд колебания, отвечал мне на приветствие непосредственным, без всякого приступа, объяснением цели своего визита в словах коротких, простых и прямых, приблизительно следующих: "Я к вам по важному делу с горячей просьбой. Вы близко знаете людей, которые сожгли Толкучий рынок, и имеете влияние на них. Прошу вас, удержите их от повторения того, что сделано ими". Я слышал, что Достоевский имеет нервы расстроенные до беспорядочности, близкой к умственному расстройству, но не полагал, что его болезнь достигла такого развития, при котором могли бы сочетаться понятия обо мне с представлениями о поджоге Толкучего рынка. Увидев, что умственное расстройство бедного больного имеет характер, при котором медики воспрещают всякий спор с несчастным, предписывают говорить всё необходимое для его успокоения, я отвечал: "Хорошо, Фёдор Михайлович, я исполню ваше желание". Он схватил меня за руку, тискал ее, насколько доставало у него силы, произнося задыхающимся от радостного волнения голосом восторженные выражения личной его благодарности мне за то, что по уважению к нему избавляю Петербург от судьбы быть сожженным, на которую был обречен этот город»[2].

Петрашевский, выйдя с каторги, с 1856 года живет в ссылке, сперва в Шушенском, а в 1862 году в Красноярске — но это совершенно неважно.

Пятницкий и Доброхотова-Майкова делают из этого исторического материала прекрасный многослойный текст, приводят в него ссыльного из Сибири, сталкивают с бывшим сидельцем, и над всем этим витает гарь неминуемой революции двоечников — один недопонял, другой не осознал, «декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями "Народной воли"»[3].

Особенно интересно, что обычным читателем в начале 1990-х «Веселые ребята» воспринимались как анекдоты, сочиненные Хармсом. В части изданий они прямо приписывались Хармсу. Причина тут проста — книжный дефицит и малая начитанность подлинными произведениями Хармса (в том числе и у пиратских издателей). Но это еще что, несмотря на прошедшие годы, в 2018 году в «Литературной газете», на ее некогда легендарной полосе «Клуб 12 стульев» (а это была юмористическая полоса) были напечатаны пять историй (№№ 35, 21, 50, 28 и 49). И подписано это было, как ни удивительно, «Даниил Хармс»[4].

Это значит, что они окончательно фольклоризовались, как и сам оригинальный Хармс.

В каком-то смысле они стали «лучше» Хармса.

Виктор Сукач, исследователь творчества Розанова, вспоминал, что хохотал вместе с Венедиктом Ерофеевым при чтении этих историй. Но Ерофеев чрезвычайно любил Хармса и, обладая прекрасным слухом, сразу определил, что авторство остается не за Хармсом. Правда, среди предположительных авторов в кругу Ерофеева называли Эдуарда Лимонова.

Не зря Михаил Веллер предварил свою лекцию «Русская классика как апокриф», прочитанную в 1990 году в Туринском университете, своего рода байкой-эпиграфом: «Когда-то, давно-давно, в общежитии филологического факультета Ленинградского университета, будучи студентами-первокурсниками[5], мы впервые читали невесть как и кому в руки попавшие литературные анекдоты Хармса. А отчасти, может быть, и не Хармса, а Хармсу лишь приписывавшиеся. Ну, люди литературные эти истории знают давно... А поскольку мы-то были филологи-русисты 18 лет от роду и читали это впервые, то нам было особенно весело и интересно. <...> И вот мы, студенты, вдоволь навеселившись над этими анекдотами, идем гулять по Невскому проспекту. И проходим мимо елисеевского гастронома. В том же здании — театр Акимова. А на углу такая будочка "Союзпечати", и там торгуют газетами и всякими фотографиями артистов. И в самом уголку этой стеклянной витрины — маленькие фотографии классиков русской литературы. <...> И мы начинаем, все из себя помня эти анекдоты, час назад прочитанные, тыкать пальцами в фотографии почтенных классиков и хохотать совершенно как сумасшедшие. И прохожие, интеллигентные, культурные ленинградцы, смотрят на нас с негодованием праведным! Какие глумливые юнцы, которые тычут пальцами в светочей русской литературы и при этом топают ногами, держатся за животы, взвизгивают и утирают слезы!..»[6]

Писатель и критик Владимир Губайловский тоже говорит об очеловечивании литературных богов в этой истории: «Книга вводила в оборот неподцензурного Хармса. И многие читатели и слушатели этих веселых историй мало того что были убеждены, что истории эти принадлежат самому Хармсу, но и ничего другого у Хармса просто не знали — в 70-е Хармс проходил по ведомству "детской поэзии", несколько детских стихотворений регулярно переиздавали, а вот его основной корпус был практически недоступен.

Доброхотова-Майкова и Пятницкий резко увеличили историческую глубину пародирования, они превратили каменный генералитет русских классиков в живые движущиеся фигуры. И неподцензурность была авторам "Веселых ребят" только на руку — сарафанное радио работало замечательно, истории про "великих писателей земли русской" передавались изустно — буквально как свежие сплетни из жизни классиков. "Веселые ребята" имели важнейшую пародийную функцию — они включали классиков в пространство живой речи. И бронзовые лики теплели. И у Пушкина на лице появлялась человеческая улыбка»[7]. При этом удивительно то, что одно неподцензурное произведение пародирует другое, также находящееся в устной или самиздатовской традиции.

При этом такой преданный поклонник Пушкина, как Андрей Битов, комментируя уже в наше время, всё еще оставляет авторство за Хармсом. Он пишет: «"Эффект глумления", наблюдаемый нашим летчиком при пересечении времени вспять, неоднократно испытан еще при жизни Александра Сергеевича. Вот, к примеру, свидетельство о посещении им Твери в ноябре 1826 года: "...молодой человек 16 лет встретил здесь Пушкина и рассказывал об этом так: Я сейчас видел Пушкина. Он сидит у Гальяни, поджав ноги, и глотает персики. Как он напомнил мне обезьяну!" Не отсюда ли Пушкин лежит на подоконнике в анекдотах под Хармса? Хармс стилистически очень точен — ему и честь открытия этого "эффекта". Он соединил интонацию простонародного, грубого анекдота о Пушкине ("Залез Гоголь на елку, а Пушкин залез в мох...") с рассказами его современников».

Итак, к моменту исчезновения литературной цензуры авторство «Веселых ребят» в глазах массового читателя почти полностью прилипло к Хармсу.



[1] Ходасевич В. Ф. Фрагменты о Лермонтове // Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений в четырех томах: Т. 1. Стихотворения; Литературная критика 1906–1922. — М.: Согласие, 1996. С. 439.

[2] Чернышевский Н. Г. Мои встречи с Ф. М. Достоевским // Достоевский в воспоминаниях современников. В 2 т. Т. 2. — М.: Художественная литература, 1990. С. 5.

[3] Ленин В. И. Памяти Герцена // Ленин В. И. Полное собрание сочинений — М.: Политиздат, 1968. Т. 21. С. 261.

[4] Хармс Д. Из литературных анекдотов // Литературная газета, 7 ноября 2018.

[5] Тут явный анахронизм: согласно доступной биографии Веллера, он поступил на первый курс филологического факультета Ленинградского университета в 1966 году, а корпус текстов Доброхотовой-Майковой и Пятницкого закончен только весной 1972 года.

[6] Веллер М. Русская классика как апокриф // Веллер М. Перпендикуляр. — М.: АСТ, 2008. С. 3.

[7] Губайловский В. Ода пародии // Арион, 2014. № 2. С. 123.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.