29 марта 2024, пятница, 11:27
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

11 декабря 2015, 09:10

Русское самодержавие как цивилизационный ответ на исторический вызов

Владимир Пастухов, "Полiт.ua"
Владимир Пастухов, "Полiт.ua"

Конспект лекции в Пушкинском доме. Лондон, Великобритания, 24 сентября 2015 года

Моя профессия – не факты, а их интерпретация. Я не открываю нового, я лишь объясняю старое. Хороший историк по определению объективен, хороший философ по определению субъективен. Все мои оценки носят сугубо персональный характер – я торгую логикой, а не истиной.

Любое объяснение содержит в скрытой форме ответ на какой-то потаенный вопрос, который собственно и заставляет искать объяснений. Мне кажется, что для моего поколения этот вопрос сформулировал поэт и автор текстов группы "Наутилус Помпилиус" Илья Кормильцев, трагически умерший в Лондоне в 2007 году, и звучит он так:

Неужели я мог залететь так высоко
и упасть так жестоко как падший ангел
прямо вниз
туда откуда мы вышли
в надежде на новую жизнь

Это и есть тот главный вопрос, на который я попытаюсь сегодня ответить – как случилось так, что мое поколение, взлетев в мечтах так высоко к свободе, конституции и правовому государству, могло упасть снова так низко туда, откуда оно вышло – в унылый авторитаризм, правовой нигилизм и войну?

Национальное государство – самый большой русский политический долгострой

Чтобы понять историческое событие, необходимо в первую очередь определиться с системой координат, внутри которой это историческое событие происходит, понять в какой исторический процесс оно вписано. Если попытаться быть кратким, то можно сказать, что русский локомотив находится сегодня на одном из самых тяжелых и рискованных исторических перегонов на пути от Империи к национальному государству. Загнав себя в эту колею, Россия продолжает по ней движение все еще как весьма странная Империя. Национальное государство существует еще только как интенция, как мечта некоторых пассажиров первого класса.

При этом важно подчеркнуть (потому что это часто выпускается из виду), что никакой русской нации в точном (европейском) смысле слова до сегодняшнего в России не было и нет даже сейчас. Есть русский народ, который вовлек по ходу исторического движения в свой государственный и цивилизационный проект множество других народов и народностей, образовав с ними причудливую и взрывоопасную культурную и этническую смесь. Задачу формирования русской нации, то есть сообщества людей, объединенных гражданственностью, а не только и не столько этнической близостью, еще только предстоит решить в ходе растянувшейся на полтора столетия и так и не завершившейся русской революции.

Подсознательно в России мало кто верит в то, что создание национального государства возможно, причем больше всего в это не верят именно те, кто на словах заявляет о европейском выборе России. История создания русского национального государства напоминает известный старый анекдот об автомате Калашникова – сколько бы раз работяги ни выносили с завода детали детских колясок, после сборки дома у них каждый раз выходил то ли пулемет, то ли автомат. Так и в случае с национальным государством – кто бы ни брался под разными соусами создавать русское национальное государство, в конечном счете, у него всегда выходила Империя, то ли советская, то ли либеральная, то ли нефтегазовая, то ли криминальная. Национальное государство – самый большой русский политический долгострой, его строительство продолжается, так или иначе, почти 400 лет. Легче верблюду пролезть через игольное ушко, чем России стать национальным государством.

Русское самодержавие как эволюционный ответ русской империи на исторический вызов.

На всех тех исторических перегонах, которые Россия преодолела на своем извилистом пути от Империи к национальному государству, ярко выраженной для нее была одна константа – самодержавность. Самодержавие всегда было открыто декларируемой сущностью российской Империи. Самодержавие стало скрытой сущностью советской Империи. И самодержавие, наконец, снова становится сегодня псевдосущностью посткоммунистической ельцинско-путинской Империи.

Нет ничего удивительного в том, что самодержавность названа сегодня большинством либеральных идеологов и публицистов главным бичом русской государственности, злым гением русской истории. Однако, прежде чем бичевать самодержавие надо разобраться с его природой. Это природа, с моей точки зрения, несмотря на тысячи сказанных по поводу самодержавия пафосных и гневных слов, так до конца и не понята. С либеральной точки зрения русское самодержавие – это сбой исторической программы, досадная мутация, которая сделала российскую государственность вечным инвалидом. Однако есть подозрение, что – это не сбой программы, а сама программа и есть. Самодержавие – это мутация, о пользе и вреде которой будут еще очень долго спорить историки России. Может быть, она и сделала Россию инвалидом, но, похоже, только благодаря ей она смогла выжить в качестве независимого и суверенного государства в течение нескольких веков.

Нельзя игнорировать тот факт, что Российская империя – это совершенно особая империя: по масштабу, по разнообразию условий на неразделенном мировым океаном пространстве, по глубине и интенсивности культурного взаимодействия населяющих ее этносов. Сравнение российской и британской империй с этой точки зрения было бы очень интересным делом, и я хотел бы когда-нибудь прочитать серьезное научное обозрение на эту тему (вполне допускаю, что оно давно существует и просто не попадалось мне). Очень поверхностно могу заметить только, что мне трудно представить себе британского премьер-министра, выступающего, например, в Дели и говорящего о индийцах как о братском народе. Главная особенность российской империи, как мне кажется, состоит в отсутствии четкой границы между метрополией и колониями и, как следствие, в уникальной ассимиляции русского народа с колонизованными народами (славяне, чудь, татары – все это теперь этническая основа русского народа).

Если британская Империя основана по принципу «взболтать, но не смешивать», то русская империя построена по принципу водки –сорок процентов спирта, разбавленные шестьюдесятью процентами воды, дают в сумме совсем другой напиток. Менделеев, можно сказать, воспроизвел в национальном напитке модель Империи. С некоторой точки зрения русская Империя (и шире – русская цивилизация) есть нечто невозможное или, выражаясь стихами Леонида Филатова – "то, чего не может быть". Государственность не может быть стабильной на столь обширных, неудобных в целом для проживания, окруженных враждебными и весьма агрессивными культурами пространствах. Но тем не менее она существует уже несколько столетий вопреки всему.

Благодаря великому британскому историку Арнольду Тойнби мы сегодня прочно заучили формулу – чем сильнее вызов, тем мощнее ответ. Русская империя – это империя, возникшая на благодаря, а вопреки. Она появилась на свет именно потому, что смогла дать свой собственный оригинальный эволюционный ответ на уникальный вызов – все вышеперечисленные препятствия роста. Выскажу гипотезу, что русским ответом на вызовы истории является сверхцентрализация власти, то есть сосредоточение принятия политических решений буквально в одной точке и превращение этой точки в сакральное воплощение русской государственности. Так что путинский режим, конечно, совершенно имманентен русской государственнической традиции.

Сверхцентрализация – это и есть самодержавие. Русское государство в том виде, точнее – в тех границах, в которых мы его застали, сформировалось и выжило благодаря самодержавию и в этом есть суровая и для многих западников нелицеприятная историческая правда. Однако, русское государство не может стать национальным государством, оставаясь самодержавным, и таким образом лишено исторической перспективы – в этом суровая правда для славянофилов.

Суть русского самодержавия в соединении светской и духовной власти в одних руках, точнее в одном лице.

В самодержавии, по большому счету, нет ничего мистического. Это поэтическое обозначение описанной выше сверхцентрализованной государственной модели, ставшей эволюционным ответом русской цивилизации на исторические вызовы. Отличие самодержавной системы от европейской системы состоит в первую очередь в отношении к разделению властей как фундаментальному принципу построения власти.

Фундаментальной парадигмой европейской истории является разделение светской и духовной власти, оно предшествует любому другому разделению властей (на законодательную, исполнительную и судебную, а позднее еще и на федеральную и местную). В России эволюция пошла прямо противоположным путем. Становление русской государственности началось с соединения светской и духовной власти. "Похищение патриаршества" из Византии русскими царями, а затем и "уничтожение патриаршества" ими же являются ключевыми пунктами для понимания русской истории.

Так живописно показанное Павлом Лунгиным в фильме "Царь" противостояние Иван Грозного и Федора Колычева (митрополита Филиппа II) является знаковым моментом становления российской государственности. Петр I, устранивший патриаршество и поставивший на его место "министерство по делам религий" (Синод) лишь действовал в рамках установившейся традиции. Ренессанс посткоммунистической империи был бы невозможен вне тех специфических отношений, которые возникли сегодня между властью и церковью, возглавляемой патриархом Кириллом.

Придание сакрального значения светской власти с целью оправдания сверхцентрализации – это и есть столбовая дорога русского самодержавия.

Русское самодержавие невозможно без опричнины – институционального разделения на внешнюю и внутреннюю власть.

Сверхцентрализованная власть выродилась бы за три поколения, если бы не выработала особый механизм своего осуществления – опричнину. Уничтожив все известные в Европе образцы разделения властей, русская власть создала свой собственный аналог этого разделения – опричнину, то есть разделение власти на внешнюю и внутреннюю под единым началом. Формирование русского самодержавного государства начинается с опричнины. Опричнина является ее сквозным свойством вплоть до сегодняшнего дня.

Иван Грозный явил опричнину в ее первичной, наивно-откровенной форме, разделив государство на две части чисто "физически", создав "государство в государстве" со своими собственными формальными границами. После его смерти опричнину отменили формально, но не сущностно. В Империи она продолжала существовать в скрытой, латентной форме. Император всероссийский всегда оставался и "царем всея Руси" и "главой дворянского ордена" одновременно. Советский режим пошел дальше в этом направлении и институализировал опричнину. Советская и партийная власти, существующие рядом, но не вместе, – это все та же опричнина, а номенклатура – это новое дворянство.

Уничтожение опричнины в формате "ликвидации КПСС" стало концом советского самодержавия, но одновременно чуть было не стало концом русской государственности вообще. Я полагаю, что устранение компартии из политического процесса, ее запоздалое реформирование стало самой трагической ошибкой Горбачева. Коммунистическая партия была стержнем советской власти. Эта ее роль была абсолютно не понята "прорабами перестройки", которые с легкостью, достойной лучшего применения вытащили стержень из политической системы. В результате, удалив компартию с политической сцены, молодая российская демократия отдала государство в руки криминала, который занял ее место. В конце концов, опричнина снова возродилась, но на этот раз в самой своей уродливой с момента появления на свет форме – криминальной.

Смысл политической революции (точнее – контрреволюции) Владимира Путина состоит в восстановлении самодержавия и опричнины из подручных исторических средств по принципу «я тебя слепила из того, что было».

Путин выстоял в сложной политической схватке со всеми своими внутренними и внешними врагами только потому, что вернул государственность на привычные для нее исторические рельсы.  Первым актом он воссоздал единство светской и духовной власти, действуя теми методами, которые ему были доступны – то есть, поставив церковь под контроль ФСБ и с помощью агентов ФСБ. Главным и повседневным (и потому почти никем не замечаемым) нарушением Конституции Российской Федерации я полагаю сегодня нарушение принципа "светскости", отделения церкви от государства. Путинская Россия – это не светское, а латентно теократическое государство. А, может быть, уже и не латентное...

Вторым актом Путин воссоздал «внутреннее государство» – опричнину XXI века со своей структурой, своей номенклатурой и своим бюджетом (теневым). Место коммунистической партии в современной России заняла "понятийная партия" друзей Президента, а место коммунистической номенклатуры криминальная номенклатура. Можно сколько угодно выражать негодование по этому поводу, но механизм работает и российская государственность в сравнении с 90-ми укрепляется. У нового внутреннего государства есть своя номенклатура, свой теневой бюджет, своя элитная жандармерия (ФСБ России) и свой "понятийный" кодекс поведения.

Ключевое отличие путинской системы от коммунистической состоит в том, что для строительства нового внутреннего государства с самого начала был задействован криминальный, а не идеологический ресурс (сейчас этот недостаток власть стремиться срочно выправить, перекрасив "криминальный фасад" в патриотические цвета). Полагаю, что ни одна из политических акций режима не обошлась без глубокоэшелонированного взаимодействия спецслужб и авторитетов криминального мира. Ни Крым, ни Донбасс, ни Сирия не являются исключением из этого правила.

Перспективы созданного Путиным государства не так однозначны, как это кажется и его адептам, и его оппонентам. Исторически оно обречено, но мы сами об этом можем не узнать.

Режим Путина был бы вечным, если бы все составляющие его элементы не были фейковыми. Нет главных пока элементов – настоящей идеологии и настоящего массового террора. Поэтому посткоммунистическое самодержавие – это декоративное самодержавие.

Посткоммунистическая империя, скорее всего, временное явление, оно вписывается в параметры обычной "возвратной" послереволюционной реакции. У этой реакции есть свой исторический смысл – она существует для того, чтобы "выгорели" все элементы старого общества. В определенном смысле слова она, наверное, полезна. Но от этого не легче тем интеллектуалам, жизнь которых пришлась на эпоху реакции. Их удел – рассуждения о будущем. Срок жизни такого режима в большинстве случаев ограничен сроком жизни его создателя.

Но в рамках отведенного ему историей срока режим обладает относительной устойчивостью и ожидать его падения завтра вряд ли стоит. Сегодня временная стабилизация режима возможна, во-первых, через усиление внутреннего террора. Мы видим как исподволь готовится "удар по штабам", как перестают себя чувствовать уверенно те, кто еще вчера считал эту власть бесконечно своей. Политика "национализации элит" вполне может обернуться небольшим "37-ым годом" для новой криминальной номенклатуры.

Страх – огромный ресурс и его не стоит недооценивать. При этом ухудшение экономической ситуации само по себе (без масштабной войны) в России обычно не является поводом для политических перемен, скорее наоборот. Не стоит надеяться и на Запад, который предпочтет политику умиротворения России и невмешательство до поры до времени в дела умирающей империи.

Сегодня самую большую угрозу для режима представляет, пожалуй что, накопление элементов иррациональности и непредсказуемости в общественной жизни. Нельзя исключить того, что посткоммунистическая империя, победив всех врагов, умрет в расцвете лет от случайной инфекции. Но эта вовсе не означает, что вместе с ней навсегда исчезнет из русской жизни самодержавность, потому что те исторические вызовы, которые ее породили останутся и даже станут еще более грозными – территория почти та же, демография намного хуже, соседи злее и сильнее.

Для преодоления самодержавия необходимо дать альтернативный сверхцентрализации ответ на русские вызовы. Самодержавие может быть устранено только через глубокую федерализацию России.

Сохранение сверхцентрализованного государства будет постоянно возвращать Россию при любом режиме к самодержавной матрице как единственной естественной для нее форме выживания. Это будет происходить само собой благодаря инстинкту самосохранения общества, которое почувствовав угрозу анархии и распада будет склоняться к испытанному и надежному средству защиты.

Вырваться из этого замкнутого круга можно, только выстроив альтернативную сверхцентрализации модель управления Россией. Такой моделью может быть лишь концепция "многополярной России", в которой помимо Москвы имеется еще несколько (до двух десятков) мощных региональных центров силы, способных "держать удар", то есть удерживать политическую и экономическую ситуацию под контролем. В этом случае сакральность самодержавного правителя будет трансформирована в сакральность "союза земель". Политической формой для такой модели является федерация.

Федерализм – это то, о чем в России всегда много говорили, но чего в ней никогда не было. Советский федерализм был юридической фикцией, фиговым листком на теле партийного централизма. Федерация – это, что России надо создать, если она хочет сохранится как единое и суверенное государство в нынешних границах за пределами первой половины XXI века.

Выбор России достаточно прост: или самодержавие и исторический тупик с неминуемым распадом государственности в двух-трех следующих поколениях, либо действительная федерация, устранение самодержавности и создание новой русской цивилизации на старой платформе.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.